20.11.1246г. Огнем и мечом. 

Теперешняя война с Логрией не походила ни на какой другой конфликт, который доводилось переживать Кэйранду, за все время своей истории. Тогда, семь лет назад, когда Логрия оккупировала Ланс, противостояние шло привычным и понятным ходом, фронт на фронт, после каждого сражения, потерпевшая поражение армия, откатывалась назад теряя территорию, а победители продвигались вперед, соответственно, занимая ее. И все было ясно, на чьей стороне перевес и каковы потери и у кого шансы на окончательную победу.  Да, тяжело. Да, кроваво. Да, долго. Ни король, ни кто-либо из старших офицеров армии, не представляли тогда, что бывает еще и по-другому. Куда тяжелее, кровопролитнее и дольше.
В этот раз имперцы, первым же своим ударом, стремительно отхватили добрую половину Ланса, прежде чем король Геллер опомнился, а потом так же легко подавили то подобие войска, которое он спешно созвал из разношерстных вассальных отрядов. Однако, когда в войну вмешалась армия Беренгара, они резко сменили тактику. Огромное имперское войско словно бы исчезло, в одну ночь оставив свой походный лагерь , когда авангард кэрцев переходил через Тиссу.  Предполагалось отыскать армию неприятеля и дать им бой, однако, никакого врага королевская армия так и не обнаружила. Ничего не понимая, стали лагерем, на том же месте, где еще темнели кострища логрийского стана, разослали разведчиков,  чтобы выяснить, по какому пути ушли имперцы, чтобы двинуться за ними, но к изумлению всех старших офицеров, составлявших армейский совет, ничего толком обнаружить не удалось. А ведь не могла же многотысячная армия пройти где-либо не оставив заметного следа!
Ответ пришел спустя несколько дней - логрийцы напали на торговый городок у юго-западной оконечности озера Двух Ветров,  там, где оно дает исток Тиссе. Милях в тридцати северо-западнее того места, где кэрцы ожидали их встретить. Но не успела армия выступить туда, как пришло еще одно сообщение, о том, что логрийцы сравняли с землей две деревни и сожгли урожай... в тридцати пяти милях к юго-востоку от них. И пока совещались, что это может означать, вдогонку пришло и третье - о разгроме на каменоломнях, где все те же логрийцы разрушили опоры плотины, и затопили мраморный карьер, предварительно загнав туда всех, кто неосмотрительно попался им в руки, включая дюжину свободных каменщиков, две семьи из ближайшей деревни, вместе с детьми и древней старухой, одного слабоумного, который был известен тем, что бродил по окраинам карьера воображая себя друидом, трех торговцев с группой носильщиков и кенирского вельможу со свитой, дожидавшегося большой партии розового мрамора на строительство портика для помещения гарема. Зато выпустили на свободу отбывавших там наказание каторжников, вследствие чего в соседних деревнях следует ожидать вспышек грабежей и убийств.
Потрясенная тишина воцарилась среди офицеров совета, когда они осознали, что каменоломни находятся почти в пятидесяти милях на северо-восток. Все три нападения произошли одновременно, но в совершенно разных направлениях, отстоящих от изначального расположения на расстоянии от трех до пяти дневных переходов.  
Перед ними больше не было врага, которого можно встретить в чистом поле, одержать победу в сражении и оттеснить назад. Имперская армия попросту разделилась на несколько крупных отрядов,  постоянно меняющих дислокацию, действующих то совместно, то порознь, с потрясающей координацией и слаженностью, говорившей о долгой и тщательной подготовке. Какой коварный гений нашептал Ахани такую тактику, напрочь противоречащую всему, что было когда-либо принято в искусстве ведения войны в обитаемом мире - неизвестно, но он собирался сполна взять реванш за свое предыдущее поражение. Для кэрцев такая тактика оказалась сокрушительной новостью. Армия короля оказалась в положении кота, пытающегося поохотиться одновременно на целый десяток не только шустрых, но и чрезвычайно зубастых крыс.  Нечего и говорить о том, что затея эта была обречена на поражение. Не успевало войско короля отправиться вдогонку за одним логрийским полком, как другой стремительно атаковал с тыла, снося на марше арьергардные нимы, тут же исчезал, зато где-нибудь в третьем месте, противоположном первоначальному движению, происходило еще одно нападение. Логрийцы на этот раз не оккупировали территорию по праву завоевания. Они сеяли террор повсеместно, вселяя ужас в жителей, и заставляя королевскую армию слепо и бесполезно кидаться то в одну то в другую сторону, наносили точные, жалящие удары и сами при этом оставаясь совершенно безнаказанными, поскольку угнаться за относительно небольшими, но превосходно вооруженными, мобильными отрядами, в полдюжине направлений сразу, было не под силу большой армии, отягощенной к тому же обозами. А отправляемые вдогонку конные веледы, принуждены были все же рано или поздно возвращаться к основному становищу армии, и были связаны им как пуповиной. Так, бестолковым, кровавым хаосом началась для Ланса вторая логрийская война, в которой агрессор, казалось, нимало не интересовался благосостоянием земель, на которые зарился, и безжалостно выжигал и вытаптывал все, что только мог, а защитник неповоротливо топтался на месте, бестолково тыча оружием в воздух.  
Пришлось кэрской армии, а, точнее, совету старших офицеров, на ходу ломать устоявшийся порядок и спешно выстраивать новый, по образцу действий врага, и это оказалось самым кошмарным временем, которое когда-либо Рикард помнил. Среди кэрских соединений, привычных к обычной полевой тактике, было катастрофически мало тех что были способны действовать самостоятельно, без оглядки на строй. Еще меньше было тех, кто умел сочетать стремительность с эффективностью, что было необходимо для того, чтобы угнаться за четкими передвижениями логрийцев. Не было и практики связи между разными частями, за исключением обычных гонцов. Первые попытки разделить леркары едва не привели к катастрофе, и стоили королевской армии почти четветрти ее личного состава. Ну не понятно было кэрцам, как логрийцы умудряются поддерживать такую слаженность на расстоянии, откуда берут припасы, коль скоро они не отягощают себя обозами, и как умудряются предугадать направление их собственного движения, так, что всегда оказываются заблаговременно впереди. Казалось, войско кэрской короны ждет лишь неминуемое, полное и бесславное поражение, а точнее - позорный разгром. Император с полным основанием мог насмехаться над обескураженностью своего выскочки-соседа, со дня на день ожидать известия, что кэрцы повернули восвояси, не желая зря лить кровь на чужой земле, да еще и без малейших признаков пользы или славы.
Однако, они не повернули, а когда некоторые из старших офицеров стали открыто высказывали такую мысль, Беренгар назначил командующим Рикарда, невзирая на то, что были кандидатуры и куда опытнее него. О причинах отца-короля, побудивших его сделать этот выбор, Рикард, так и не узнал. Впрочем, ему хватило ума не выпячивать свое назначение, и словно бы "позабыть" о нем, оставаясь на равных с офицерами совета, чтобы не допустить неизбежного раскола со стороны незаслуженно обойденных, так, что королевское решение сочли лишь демонстративным жестом, призванным подчеркнуть его, Беренгара, личную заинтересованность в противостоянии императору. Жест, кстати, возымел, хоть слабое, но все же действие. Солдаты рассудили так, что ведь не стал бы король поручать собственному сыну заведомо проигрышную войну чуть ли не накануне поражения.  А раз поручает, значит есть у короля какие-то причины. В Беренгара верили искренне, это спасло положение. Прошел слух, что у короля имеется некий сложный и секретный план, по которому их теперешние поражения - лишь специально осуществлемая хитрость, и что вот-вот они наконец приступят к "настоящему делу". Солдаты предавшиеся было унынию, поневоле прислушивались к надежде, и когда кэрцам досталась первая победа - логрийский полк, почти случайно выслеженный несколькими разведчиками, и, взятый весь, до последнего человека, в ходе молниеносно распланированной и так же стремительно произведенной атаки, вновь воспряли духом.
С этого времени, хоть и медленно, но войска Беренгара все же стали адаптироваться к этому новому способу ведения войны, приноравливаться к образу действий противника, и стараться перенимать у него его пример, перетряхнув попутно еще и всю систему снабжения войск, в попытке избавиться от балласта в виде огромных, неповоротливых обозов. Хоть учиться пришлось на жестокой практике, и оплачивать каждый урок человеческими жизнями, поскольку если кэрской армии подобный способ действия все еще был в новинку, то логрийцы, уже давно имевшие налаженную систему координации меж своих частей, действовали так слаженно, как будто кто-то незримый наблюдал за ними сверху, и передвигал их полки, как фигуры при игре в аллиту.  Стоило какой-нибудь из королевских леркар вытеснить логрийский полк из какой-нибудь деревеньки, как на нее непременно обрушивалась уже имперская бригада, причем с совершенно другой стороны, вынуждая отступить. Нередко случалось, что преследуя отступавшего противника, кэрцы получали атаку во фланг, несмотря на высланные патрули. Раз, небольшой отряд логрийцев, по широченной дуге обошел богатый городок, охраняемый  кэрской леркарой, и напал с совершенно иной стороны, по совершенно неприметной рыбацкой деревушке неподалеку, и когда кэрцы разделились, отправив за отрядом, оказавшимся простой приманкой большую часть защитников городка - то на городок молниеносно обрушился тяжелейший удар сразу нескольких  логрийских полков, после которого не осталось ни городка, ни жителей, ни оставшихся в охранении воинов, и вообще ничего кроме пепелища.  
Уроки эти не пропали зря. На смену растеряности пришла сосредоточенность. Копился опыт, копилась уверенность, то что в первые месяцы было бестолковым метанием из стороны в сторону, обретало все более упорядоченную форму, и в конце концов, спустя почти год кэрские леркары, изрядно измученные и поредевшие, все же приспособились не хуже логрийцев подлавливать и загонять противника в ловушку,  перехватывать их полки на марше, отслеживать и нападать во время ночевок, а то и попросту нагонять и затевать открытую схватку.
Теперь, война пошла на равных, представляя собой непрерывное маневрирование по местности частей обеих армий, которые, словно играли друг с другом в "догони меня". Все чаще победа доставалась кэрцам. Офицеры совета торжествовали. Логрии оказалось не сломить их, что давало законный повод для гордости, и теперь оставалось только дожать их,  и выбить по одному в конце концов из Ланса.
Только вот Рикард же, напротив, не находил поводов для торжества, нутром чуя еще одну ловушку, хотя не сумел бы сформулировать, в чем же она состоит.  Что-то было во всем этом не так. Хотя они теперь теснили логрийские отряды по всем направлениям, это "что-то" никак не давало ему покоя. У него не было достаточно опыта, чтобы прогнозировать развитие ситуации, исходя из  объективных причин, зато чутье буквально вопило о том, что здесь дело неладно. Когда, спустя два месяца, четыре кэрские леркары окружили и перебили два логрийских полка, хозяйничавшие на севере Леррана, и наступило затишье, то чуть ли не все офицеры армии, от веледеров и старше, единодушно воздавали хвалы Раасу за победу, Рикард молчал, и оказался прав, потому что не прошло и трех дней, как озерная крепость Наар, так тщательно укрываемая от врагов, была осаждена, взята и сожжена вместе со всеми кто в ней прятался, включая жену, дочерей и невесток короля. А через несколько дней логрийцы орудовали на берегу Лок-Ланса, наводя ужас на тамошние рыбацкие поселения. И кэрские леркары снова пустились в стремительный марш за этим новым врагом. Офицеры совета продолжали утверждать, что это всего лишь все еще недобитые логрийцы из тех, что отделились от основного состава армии и орудуют до сих пор, и осталось лишь одержать верх над этими недобитками, как с войной будет покончено, но Рикард уже в это не верил, и несмотря на то, перевес кэрцев теперь был очевиден, становился все мрачнее и мрачнее. Теперь он понял, на что похожа была эта война. На схватку с мифическим змеем, гидрой, у которой на месте срубленной головы отрастают две новые.  А когда после зачистки Вето, очередной отряд объявился на противоположном конце Ланса, на восточном берегу Леррана, Рикард уже был уверен в том, что никакие это не недобитки, и что все это - тщательно продуманный план, хоть и не мог понять его цели, но  чуть ли не собственным загривком готов был поручиться, что теперь логрийцы намеренно затягивают противостояние, превращая его в настоящую игру в кошки-мышки. Намеренно появлялются во все более отдаленных друг от друга точках, так, что гоняться за ними приходится на приличные расстояния, а на переходы тратятся силы и время. Более того, гоняясь за их отрядами они, выходит, послушно следуют тому направлению, которое задают им враги!  Но зачем, и главное, как! Как могли они появляться снова и снова? Ведь они же не легендарная непостижимая гидра,  они - люди. Откуда же они берутся?! Куда пропадают, когда им удается уйти от преследования. Как в конце концов снабжаются, если ни разу ни за одним из отрядов не было замечено обоза?
Рикард не был искушен в политике а уж во внутренних делах и подавно, и вообще находясь в гуще каких-то определенных событий трудно оценить общую картину положения вещей во всей ее полноте, однако, смутные догадки и растущее беспокойство его были по сути верны.


Время и вправду теперь играло против короны, тогда как логрийцам торопиться было некуда. Более того, на него Ахани и делал еще одну, простую, но надежную ставку. и чем больше его проходило, тем выше она повышалась. На земле Ланса, вконец истощенной, изодранной непрерывной войной и страхом, уже давно не сеяли толком хлеб и не пасли мирно скот, толпы беженцев и погорельцев наводнили еще уцелевшие области, сея смятение и ужас рассказами об увиденном. Буйным цветом цвело мародерство, на улицах деревень выли волки и одичавшие собаки, откормившиеся на трупах, а от непогребенных тел и отравленных трупными ядами колодцев расползались и болезни, грозя перерасти в эпидемии, в тех скученных условиях, в которых ютились беженцы.  Скудные продовольственные запасы таяли с неумолимой быстротой, и грозил наступить голод, которого этот благодатный край никогда не знал. Императору оставалось только вести прежнюю стратегию, и ждать  когда измученный, уставший Ланс отшвырнет своего неудавшегося "спасителя" и сам падет к его ногам, умоляя, как истекающая соками девка, взять его да поскорее. А пока этого не произошло, отчего бы не позволить кэрскому королю бесполезно и бесцельно лить кровь своих воинов за земли южного соседа? Доброе дело ослабить врага, это вам всякий скажет.  
К тому и шло, это понимали и в королевском совете. Сколько еще продержится Ланс? На сколько хватит воинов, измотанных этим противостоянием. Всем было ясно, что третьей такой зимы эти земли уже не вынесут. Дальнейшее не обсуждалось вслух, но очевидно было, что все задали себе тот же вопрос и дали на него ответ. И что тогда? Ланс, маленькое королевство меж двух государств, станет лишь первой ступенькой, вступив, посредством которой, на кэрские земли, и освоившись там, Империя, как и две сотни лет назад, неминуемо пойдет дальше. Надо было что-то делать, каким-то образом выбраться из заколдованного круга, но как это сделать, когда сил только и хватает на то, чтобы раз за разом отбивать возникающие то тут то там атаки логрийцев которым, казалось, не будет конца?

 Ответов не было, но сходство с гидрой подтвердилось в очередной раз самым плачевным образом, когда две новые "головы" возникли спустя лишь полдюжины дней после того, как по лесам Оршира разбежались остатки разгромленной предыдущей.
И вот тогда ответ возник сам, сокрушительно ясный, разом расставивший по местам все его сомнения.  Теперь Рикард, не понимал откуда, но твердо знал, что так оно и есть. Что где-то в Лансе логрийцы устроили себе опорный форпост, с достаточным резервом в живой силе и лошадях, чтобы раз за разом пополнять свои отряды. Причем форпост этот явно имеет связь с материком, чтобы доставлять все потребное на кораблях и, соответственно, обходиться без обозов на время коротких переходов своих отрядов до той точки, где они планируют побесчинствовать и обратно. Более того, существование такого форпоста бы объяснило и то, зачем собственно логрийцам понадобилась эта дикая игра в кошки-мышки, добивающая и без того уже погибающий, опустошенный Ланс - ведь через него они могут непрерывно подтягивать новые силы, формировать новую полномасштабную армию, а потом, как знать, может и пойти штурмом на границы Астера или Беллонии, оставляя Ланс за спиной.
Идея эта, казалось, осветила мозг изнутри, разом положив конец всем его сомнениям, и четко определив, что надлежит делать теперь  - отыскать и разрубить туловище пресловутой гидры, вместо того, чтобы бескочнечно охотиться на ее головы.

И хотя его убежденность в этом показалась большинству офицеров, мягко говоря, не имеющей доказательств, переубедить его поначалу никто не попытался. Как-то очень незаметно он становился главнокомандующим не только на словах, но и на деле, достаточно зарекомендовав себя и на поле сражения, и добившись немалого уважения среди содат. Вопросов ему больше не задавали, да и мыслей обсуждать или опровергать его решение у большинства офицеров так и не возникло. Они, молча приняли распроряжение вновь понемногу сливать свои разрозненные части в единое целое, с тем, чтобы вновь собрать ту армию, которую они же с таким трудом и раздробили, в погоне за логрийцами.
Сам Рикард со своей леркарой и Заммейс, с егерями нехоженных дорог, продолжали курсировать по Лансу, чтобы создать видимость того, что королевские войска по-прежнему всерьез охотятся на логрийские отряды, и не позволить врагу обратить внимание на то, что они вновь объединяют армию.
Попутно, дотошно изучая карту, сверяясь с тем, что видел в действительности, пытаясь расчитать нет ли закономерностей в том, в каких местах объявяются и куда исчезают логрийские отряды, он пытался вычисить, где же может находиться пресловутый форпост.  Одно за другим с карты исчезали места, которые он изначально отмечал себе на заметку, как вероятные,  а потом вымарывал, по мере того, как убеждался, что там ничего нет. За почти два года, прошагав и проездив Ланс из конца в конец не один десяток раз, он убедился, что лишь одно место на карте до сих пор ими не хожено. Так не оно ли? Не там ли сидит эта гидра, которая то и дело выплевывает свои отряды громить и жечь все, что еще уцелело, а потом принимает их обратно после трудов праведных?  
Молчала даже карта, но две полоски заболоченного леса, сходившиеся почти в форме прямого треугольника, отгораживающие собой обширную полукруглую бухту, выглядели многообещающе. Ведь там - ни дать ни взять - настоящая природная крепость, из которой по суше только один выход и есть - между сходящимися полосками лесов, на "вершине" треугольника. Небольшой такой проход, извилисто следующей форме двух сходящихся возвышенностей, так, что никто не прошел бы по нему незамеченным. Вот туда-то он и поведет вновь собранную воедино армию, чтобы вспороть наконец брюхо этой логрийской гидре.  
Уже перед самым выступлением, обнаружились среди членов совета недовольные, в основном из старшего поколения, утверждавшие, что он угробит всех на этой глупой мальчишеской авантюре, и попытавшиеся отстранить его от командования, да так, что лишь чудом дело не дошло до раскола, а то и обвинений в измене. И обвинения и попытки сместить Рикард встретил с ледяным безразличием, до конца выдержав личину бесконечной уверенности, только вот холодком по позвоночнику, с дрожью холодного ужаса ощутил, что впервые берет на себя ответственность за целую армию, за тысячи, несколько тысяч жизней! И еще неизвестно сколько тысяч жизней жен и детей оставшихся дома! и что отныне он больше не имеет права на ошибку.
Он стал полноправным главнокомандующим. Совет офицеров был распущен. Недовольные отправились в отставку, а согласные - пошли за ним, но уже не как члены совета а как подчиненные. Предстояло на деле выяснить, не ошибся ли Беренгар в своем назначении.